“Ринутый сильной рукою”: метание кинжала в Кавказскую войну, правда или вымысел

Предисловие.

Метание кавказского кинжала в цель вызывает скепсис у многих современных знатоков этого оружия. Возражения представляют собой вполне стандартный “набор”, который, как правило, используется в многочисленных спорах о практической необходимости метания ножа в бою, и укладывается в диапазон от “оружие потеряно” до “оружие сломано”.

Нестандартным можно считать возражение, согласно которому “кинжал представлял собой необыкновенную ценность” для его владельца. Однако анализ источников периода Кавказской войны показывает, что возражения – возражениями, а эпизоды метания кинжалов в этих источниках встречаются, можно сказать, до неприличия нередко.

Однако, начать хочется с малоизвестного в “широких кругах” любителей оружия фильма “Чермен”, созданного на киностудии “Грузия-фильм” в 1970 году. В нем есть не только эпизод, когда прилично подвыпивший отец первой красавицы аула, подзуженный приятелями-собутыльниками, мечет свой кинжал в стену сакли, планируя попасть им в муху, но и эпизод, когда на празднике джигиты аула на спор делают тоже самое, но только в специально нарисованную на дереве мишень (кстати, эпизоды из фильма использованы для иллюстрации этой статьи). Впрочем, было ли такое метание кинжалов художественным вымыслом сценаристов времен СССР?

Что говорят источники?

Даже поверхностный анализ широко доступных (и, что самое интересное, довольно известных в “узких кругах” любителей оружия) источников периода Кавказской войны, описывающих, если так можно сказать, повседневные боевые будни как горцев, так и их противников, позволяет говорить, что метание кинжала в них, как минимум, довольно часто упоминается.

Достаточно внимательно пролистать знаменитую повесть А. Бестужева-Марлинского (погибшего в бою на Кавказе в 1837 году), чтобы наткнутся в ней на описание внезапного нападения чеченцев на казачий пикет (залог), в котором горцы убивают насторожившегося казака-наблюдателя, метнув кинжал: “он обомлел, вспомнив рассказы, что Чеченцы дают такие сигналы, управляя ходом своих товарищей. Этот миг изумления и раздумья был мигом его погибели; кинжал, ринутый сильною рукою, свистнул — и пронзенный Казак без стона упал на землю” (Бестужев-Марлинский А. Набег горцев // Журнал для чтения воспитанникам военно-учебных заведений, Том 53. № 210. 1845).

Наряду с А. Бестужевым-Марлинским следует упомянуть и не менее известного знатокам Кавказской войны В. Потто, упомянувшего в описании гибели семьи каракайтагского уцмия в 1836 году метание кинжала в убегавшего врага: “острый кинжал, брошенный вдогонку ему умиравшим конюшим, просвистел мимо, и Бахам выскочил на двор, где его схватили солдаты” (Потто В. Кавказская война в отдельных очерках, эпизодах, легендах и биографиях. Том II, Выпуск 2. СПб. 1887).

Говорит о метании кинжала и менее известный в “узких кругах” швейцарский путешественник и ученый Фредерик Дюбуа де Монпере, побывавший в Крыму и на Кавказе в 1831 – 1834 годах и изложивший свои впечатления в шести томах “Путешествия вокруг Кавказа у черкесов и абхазов, в Колхиде, Грузии, Армении и в Крыму”. Судя по описанному им эпизоду, кинжал метал уже грузин: “Однажды Леван Дадиан, современный владетельный князь Мингрелии, немного разгоряченный вином, хотел заставить князя Анчабадзе, находившегося в то время с ним, исполнить одно дело, от которого он отказался, ссылаясь на то, что это не соответствовало бы его достоинству, как офицера русской службы. Дадиан, вне себя от этого отказа, схватил палку, чтобы ударить князя, но последний защитил себя кинжалом. Это привело Дадиана в еще большее бешенство. Также разгоряченный Анчабадзе метнул в Дадиана своим кинжалом, который, к счастью, его не задел” (Дюбуа де Монпере Ф. Путешествие вокруг Кавказа. Том I).

Не раз упоминает о метании кинжала и известный своими “Записками старого казака” А. Шпаковский, воевавший на правом фланге Линии в 30-е годы XIX века и командовавший пластунами. Судя по этим запискам, пластуны нередко использовали этот прием, причем, как и положено, не всегда удачно. Так, в одном эпизоде кинжалом был убит ехавший на лошади и попавший в засаду горец: “Поравнявшись с аульным кладбищем, поросшим густым кустарником, они заслышали конский топот. Пластуны тотчас же залегли в кусты, откуда вскоре завидели едущего навстречу на добром коне горца, ведшего трех лошадей в заводу. В воздухе свистнул кинжал, пущенный сильной рукой Мамокова, и по рукоять врезался в спину горца… Горец, не пикнув, свалился с лошади… Пластуны, вскочив на коней, и имея одного в заводу, стремглав полетели в лес” (Шпаковский А. Записки старого казака //Военный сборник, № 8. 1871). В другом случае казак-пластун метнул кинжал в убегавшего горца, но не попал.

А более сложный прием метания кинжала, описан в тоже довольно широко известном сочинении Эдмонда Спенсера, английского эмиссара, действовавшего в Черкессии в начале 1830-х годов: “черкесский воин спрыгивает со своего седла на землю, бросает кинжал в грудь лошади врага, снова прыгает на седло; затем становится прямо, ударяет своего противника или поражает цель почти точно его легким кинжалом; и все это в то время, как его лошадь продолжает полный галоп” (Спенсер Э. Путешествия в Черкессию. 1839 (русский перевод 1994)).

Пара слов о технике броска.

К сожалению, техника броска нигде не описана, но можно предполагать, что метали кинжал, держа за рукоять: при остро заточенном оружии это наиболее безопасный и вполне эффективный способ метания довольно тяжелого оружия. Не случайно именно так мечут свои кинжалы горцы в уже упоминавшемся фильме “Чермен”.

А что в других странах?

Следует отметить, что метание кинжала не было чем-то из рук вон выходящим и в Европе. Так, широко известный любителям военной истории шотландец Патрик Гордон, будущий русский военачальник начального периода эпохи Петра I, описывает “мимоходом” брошенный кортик (вполне возможно шотландский кинжал (“dirk”), который в русском переводе превратился в “кортик”): “Капитан тоже изготовился [к поединку] и, проезжая мимо дома подполковника, получил от него приказ остановиться. Капитан промолвил: “Вчера вечером вы позволили ему оскорблять меня, а сегодня — явно меня провоцировать. Поэтому теперь же, будь что будет, один из нас умрет!” — и отправился дальше. Мимоходом подполковник метнул в него кортик (в чем был весьма искусен), хотя не причинил вреда” (Гордон П. Дневник 1635-1659. Москва, 2001).

Эпилог.

Ну и в заключение хочется возразить тем, кто считает, что кинжал не могли метать потому, что он представлял собой значительную ценность для владельца. Как представляется, во-первых, кинжал кинжалу рознь, да и плох тот горец (на мой взгляд), который, имея возможность, не метнет кинжал во врага, побоявшись потерять или сломать “дорогую вещь” (не случайно, в некоторых описанных выше эпизодах фигурирует метание кинжала в убегающего противника), во-вторых, были случаи, когда в силу определенных обстоятельств этого оружия у одного владельца оказывалось, можно сказать, до неприличия много, и далеко не все горцы “тряслись” над своим оружием. Так, А. Дюма в своем знаменитом путешествии по Кавказу в 1858 – 1859 годах, описывал эпизод, в котором он приобрел у командира милиции Магомет-Имана Газальева его кинжал, которым тот в недавнем бою убил двух лезгин. Магомет-Иман довольно легко отдал проверенное боем оружие: “Я просил его продемонстрировать и оружие, которым он так хорошо поработал. Это был самый простой кинжал с костяной рукояткой. Только клинок был куплен им у хорошего мастера и прочно отделан. Все это стоило восемь рублей. Я спросил его, не согласится ли он уступить мне это оружие и за какую цену. – За ту же цену, какую он мне стоил,– отвечал Газальев – Я взял два кинжала у убитых мною лезгин, теперь у меня их три, и я не нуждаюсь в этом. Я дал ему десятирублевую бумажку, а он мне – кинжал, который вошел в коллекцию оружия, собранную мной на Кавказе” (Дюма А. Кавказ. издание 1988 года).